Святитель Иннокентий Вениаминов — выдающийся православный миссионер, религиозный просветитель алеутов и других народов Русской Америки, известен и как незаурядный ученый, автор труда «Записки об островах Уналашкинского отдела» (1). Жанр «Записок» не предполагал того охвата материала, аналитических комментариев, касающихся различных сторон быта, образа жизни алеутов, их характера. «Записки» выглядят как исследование комплексного характера, на страницах которого читатель встречается не только с описанием географического месторасположения алеутов, но и с психологической, нравственной и культурной характеристикой этого народа, данной с точки зрения пастыря-миссионера, глубоко заинтересованного в постижении народного миросозерцания. Изучение языка, религии, обычаев и обрядов, эпического фольклора алеутов способствовало сближению святителя Иннокентия со своими «духовными чадами». Он понимал, что это одно из тех условий, при котором «семена поучения» упадут «на добрую землю» (3).
Мы не ставим своей задачей охарактеризовать все страницы трехтомного труда святителя Иннокентия Вениаминова, на которых встречаются так щедро рассыпанные описания этнографического характера, размышления о религии и нравах алеутов.
Наше внимание обращено на те разделы его «Записок», где приводится непосредственно фольклорный материал. Фольклорные тексты и комментарии к ним представляют для науки несомнен-ную ценность. Напомним, что это самые
Эти записи еще не вводились в научный обиход, как они того заслуживают по своей значимости.
Во второй части «Записок» четыре раздела (XIV-XVII) включают разные жанры фольклора: предания, сказки, песни, игры. Интересна уже сама установка на достаточно широкий охват фольклора алеутов, что свидетельствует о понимании его важности ученым-миссионером.
Не случайно, на наш взгляд, сначала даются тексты преданий, примеры которых подобраны так, что в них дана «история» алеутов, отложившаяся в коллективном народном представлении. Термин «предание» употреблен здесь в расширительном значении, приведены тексты с установкой на достоверность, которая часто выражается и особой формой речи, как правило, словами «говорят», «так было», «это было прежде». Но в их сюжетах улавливается мифологическая основа.
Если попытаться классифицировать этот материал с точки зрения жанровой, принятой в современной фольклористике, то можно обнаружить здесь и космогонический миф «Спор огнедышащих гор между собой», предание «О заселении островов» без привлечения каких-либо фантастических элементов. Такие сюжеты, например, известны у многих племен северо-западных индейцев, живущих поблизости с алеутами, алеутские миграционные мифы, повествующие об историческом странствии племен «на восток и запад для узнания других народов и их обычаев, и показать себя» (1, с. 272). Под № 4 — родовой миф с развернутым сюжетом о возникновении от алеутов других народов и географическими подробностями, усиливающими установку на дос-товерность.
Мифологический рассказ о предках-великанах и о «наводнении в наказание за преступления праотеческих обычаев и преданий» дополняют «народную историю» сложения жизни алеутских племен.
Тексты сказок предваряются размышлениями святителя Иннокентия об их специфических особенностях. Здесь он выступает как исследователь фольклора, прекрасно понимающий, что народные воззрения, отраженные в нем, дают возможность глубоко проникнуть в их «нравы, обычаи и образ жизни» (1, с. 278).
Учитывая особенности алеутских сказок, святитель Иннокентий выделяет «три рода: т. е. повествовательные, баснословные и сатирические» (там же).
Отметим, что и «сказочный» материал представлен не только видом сказки, но и мифологическим преданием о превращении людей в животных (№ 3), что сам собиратель приводит в качестве образца баснословной сказки.
«Повествовательные сказки», как видно из приведенного текста, можно отнести к преданиям «о подвигах и деяниях их предков», в которых всегда развернутый сюжет, иногда с несколькими сюжетными ходами. «Повествовательная сказка о Тойоне острова Умнака» нарушает видовые критерии сказки этнографическими и географическими подробностями, строгой локальной приуроченностью, в частности, упоминается маршрут похода с названием действительных населенных пунктов («от о. Умнака» «мимо Уналашки» и т. д.). Это именно «повествование» (как героический рассказ о подвигах предка), в котором сначала дается цель похода — «вздумал прославить себя и род свой каким-нибудь славным и достопамятным делом в чужих краях» (1, c. 279), затем идет описание сборов в дорогу — «и так как он был славен и могущественен, то к нему собралось великое воинство (алитхукъ), и которое состояло единственно из его родников (сганъ ), т. е. родственников как с его стороны, так и жен его» (там же).
Как видим, здесь явное свидетельство древней социальной организации алеутов. Предание запечатлело память о межродовых столкновениях и отголоски кровной мести. Первое сюжетное зве-но — описание итога похода: Тойон Агиталигак «нашел две большие бухты», «разделил свое воинство на две половины», «приказал каждой из них селиться в означенных бухтах» (1, с. 280). Был положен и «клятвенный уговор под угрозою смерти» не переезжать друг к другу без позволения Тойона. Запрет и нарушение запрета — известная парная функция, которая приближает предание к сказке.
Второй ход начинается с нарушения запрета, и как его следствие — жестокая кара. Читатель имеет дело с фольклорным произведением, в котором не следует искать точного «среза» с характера народа. Все «нарушители уговора и хищники» (жители восточного селения) были убиты. Далее повествование представляет собой рассказ о страшных кровавых схватках, отмщении со стороны то одних, то других. Самые поэтичные картины — это описание появления в стане «врагов» сына Тойона — Каюлинаха. Он добровольно идет на смерть, убеждая себя в том, что если человек должен умереть, то почему «мне теперь бояться смерти славной» (1, с. 178).
Как и положено в преданиях, где должна быть расправа над врагом, идет «стандартный эпизод» — поединок. Но, победив в поединке, он все же был убит врагами, которые «бросились на него все со стрелами» (1, с. 286).
Расправа с сыном вызывает месть со стороны отца — Тойона Агиталигака: «И подъехав к селению своих врагов и родственников, истребил их всех без исключения» (1, с. 288). Остались в живых лишь внук и невестка его.
Финал «повествовательной сказки» — возвращение назад ожесточенного и бесславного Тойона. Собственно финал имеет назидательный характер и приближает этот текст к жанру легенды.
«Сказка 1-ая» — не что иное, как древнее предание о сильных могущественных предках, с элементами миграционного мифа и отдельными сказочными мотивами.
В качестве другого «рода» сказки, а именно, сатирической, в «Записках» приведена поучительная «история» о «бойком Алеуте», который «был чрезвычайный охотник до игрушек, т. е. до вечеринок (их обыкновенных увеселений)» (1, с. 290).
Если попытаться ввести эту сказку в широкий контекст мирового фольклора, то она прекрасно вписывается в разряд бытовых сказок, известных всем народам мира. Их состав так велик и разнообразен, что это стало основанием для их дополнительной классификации. Одна из сказочных разновидностей бытовых сказок — новеллистическая сказка с установкой на осмеяние. Указанный сюжет вполне укладывается в эту разновидность. При всем «бытовизме» текста (например, указание на «действительный случай») мир данной сказки максимально вымышленный и строится на приемах условности. Сознательное нарушение внешнего правдоподобия — один из таких приемов. Страсть Алеута «до игрушек», его «упоение удовольствием» таковы, что нарушают нормы здравого смысла. Эти качества специально «укрупнены» народом, чтобы показать, каковы могут быть результаты. В основе сюжета — анекдотическая ситуация: Алеут приготовился к особой вечеринке («игрушке»), пригласил «гостей из других селений, да так увлекся собой», что забыл обо всем, о гостях, жене, которую послал за «личинами», что и не заметил, что «пропел и проиграл совершенно один» (1, с. 291).
Анекдотичность и неправдоподобие ситуации и в том, что за это время его жена вышла замуж за гостя из другого селения. И следующее сюжетное звено идет в русле новеллистических сказок «Об исправлении неверных жен».
При единстве сюжетных схем фольклор каждого народа отличается особой изощренностью в наполнении их бытовыми ситуациями, сообразно со спецификой образа жизни и психологией этноса. Так и в этой алеутской сказке.
Смеховая стихия свидетельствует о здоровой натуре народа, о его способности высмеивать пороки и избавляться от них.
Отметим, что сказка заканчивается выводом, формулировка которого содержит мораль сказки, как в басне. Нет оснований для сомнения, что это особенность алеутских сказок, т. к. святитель Иннокентий понимал ценность подлинности материала, проявляющегося в передаче «самого образа выражения их и везде соблюдая точный смысл сказок» (1, с. 278).
В качестве образца «баснословной сказки» (терминология ученого), а по сути своей, мифа или мифологической сказки приведена «Сказка 3-я» (1, с. 293). Мифы о происхождении животных, птиц, растительности широко бытуют в культуре архаических народов. Они отличаются разнообразием сюжетов, коллизий. Приведенный миф, в основе сюжета которого история тайной преступной любви брата к сестре, — это так называемый инцестный сюжет, свидетельствующий о древних истоках фольклорного текста. Инцест — это всегда нарушение табу, запрета, а потому наказуем. Неузнанный брат совершает насилие над своей сестрой, и она мстит ему: «перерезала ему жилы под коленями у обоих ног» (1, с. 295). Это первое наказание.
Сила запретной любви к сестре воскрешает умершего брата и вновь заставляет кинуться к своей возлюбленной. Спасаясь от его притязаний, она первой бросается в море («чтобы не дать себя на посрамление в виду всех родных своих», «а за ней и брат ее» (1, с. 297).
И вот второе, самое главное наказание: «Спустя несколько времени, вышли на поверхность моря и даже живыми, но только уж не людьми, а бобрами» (там же).
Но жертва человеческая обернулась благом для всех живущих: появились морские бобры, промысловые животные алеутов. Мифологическое содержание обнаруживается в указании на единство животного и человеческого миров, на способность их взаимопревращений. В конце сказки добавлено, что у алеутов немало сказок «о разных превращениях людей обоего пола в земляных и морских хищных зверей, как то: медведей, касаток и пр.» (1, с. 289).
Почти через восемьдесят лет этот сюжет был записан известным ученым, исследователем мифологии и фольклора народов Севера, В. Иохельсоном. Его алеутские тексты, собранные во время Камчатской экспедиции 1908-1911 гг., на русском языке полностью не издавались. Запись В. Иохельсона сделана на о. Умнак с указанием информанта и заглавием «Аталунг» (так зовут брата). В. Иохельсон называет текст «легендой о происхождении морских бобров» (2, с. 294).
Сравнение этих произведений показало, что это тот же «инцестный сюжет», один из его многих вариантов.
Живучесть сюжета о превращении брата и сестры в морских бобров объясняется особой связью мифологии и фольклора с бытовым и хозяйственным укладом алеутов.
Открывая раздел «Песни», святитель Иннокентий характеризует песенный фольклор алеутов с разных сторон: указывается на соединение старинных песен с позднейшими, на их особую распространенность среди алеутов и способность почти каждого к сложению их по старым образцам.
Содержание песен, голоса и напевы, такты и размеры — все удивляет талантливого исследо-вателя алеутов.
Интересное наблюдение сделано относительно устойчивости песенных текстов: «Слова в песнях, сочиненных прежде и уже принятых жителями селения, по произволу певцов также не переставляются, не выкидываются и не переменяются» (1, с. 300). Можно предположить, что это указание на некогда существующую связь с ритуалами. Тем более, что святитель Иннокентий упоминает далее «о шаманских и сценических» песнях, которые алеуты оставили после принятия ими христианства.
Большой интерес для фольклориста представляют приведенные тексты песен на алеутском языке с переводом на русский язык. Это может стать предметом специального исследования. Сейчас же лишь скажем, что в них явлена удивительная душа алеута.
О народных играх и увеселениях аборигенов также рассыпано по тексту немало интересных описаний. В разделе XVII «Игры» святитель Иннокентий указывает, что речь пойдет об «обыкновенных играх» (для развлечения): игра в шахматы, шашки, в мяч и городки. Но один из примеров очень интересен для этнографа и фольклориста — это рассказ «об одном действии прежних Алеутов — мужчин, которое было не то что обычай или шаманство, а как бы какое-то представление или игра...» (1, с. 509).
Действие это называлось «являются дьяволы». Всю организацию его брали на себя только мужчины. Судя по строжайшим запретам, вплоть до смерти, о неразглашении ее тайны женщинам, о посвящении в эти тайны мужчин определенного возраста, особого ряженья («страшилище огромного роста»), выбору жертвы из числа женщин, можно предположить, что это какой-то древний ритуал, вероятно, уже отчасти превратившийся в игру «для удержания жен своих в послушании и верности» (там же).
Приведенные тексты свидетельствуют о жанровой синкретичности фольклора алеутов, что свойственно культуре бесписьменных народов. Можно указать на богатство этнографических и бытовых подробностей, встречающихся в них, в их сюжетах и коллизиях просматриваются и архаические мотивы, мифологические оппозиции и срез современной жизни. Вместе с этим, что особенно важно, читатель получает представление о психологических особенностях алеутов и их «нраве».
«Записки об островах Уналашкинского отдела» по-особому прочитываются в контексте нашего времени. Внимание к культуре архаических народов в последние годы не только не ослабевает, но еще более усиливается, поэтому этнографический и фольклорный материал, содержащийся в них, представляет несомненную ценность.
Но не менее важно и другое. На страницах книги вырисовывается и личность ее автора — святителя Иннокентия Вениаминова. Читатель находится под несомненным ее воздействием. Нас покоряет духовная высота этого человека, радостное приятие им жизни как Божественного дара и всеобъемлющая христианская любовь к человеку.
- Записки об островах Уналашкинского отдела, составленные И. Вениаминовым: Часть вторая. СПб., 1840.
- Иохельсон В. Образцы материалов по алеутской живой старине // Живая старина. Вып. III. Петроград, 1916. С. 293-308.
- Отзывы П. А. Флоренского о работах студентов Московской Духовной Академии / вст. ст., подготовка текстов и примечаний Л. А. Ильюшиной // Рус. лит. 1991. № 1. С. 124-141.
Гончарова А. А. Мифология и фольклор алеутов // «Камчатка разными народами обитаема.»: Материалы ХХIV Крашенинник. чтений: / Упр. Культуры Администрации Камч. обл., Камч. обл. науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова. — Петропавловск-Камчатский: Камч. обл. науч. б-ка им. С. П. Крашенинникова, 2007. — С. 57 — 60.