Одним из наиболее последовательных исследователей российского присутствия на северо-западе Америки является канадский историк Джеймс Р. Гибсон — профессор географии Йоркского университета в Торонто (Канада), Почетный член Королевского общества Канады, Российской Академии наук, Общества истории открытий, Шамплейнского общества Северной Америки, Общества Хаклютов, Общества академической свободы и учености, обладатель одиннадцати международных наград. Им опубликовано и издано 10 книг, 5 из которых — монографии, 63 статьи, переведено на английский язык 68 работ российских исследователей. Его монографии и статьи заслуженно входят в число наиболее известных и объективных исследований англоязычной историографии России. Неудивительно, что он являлся одним из соавторов трехтомника «История Русской Америки», изданного под редакцией академика Н. Н. Болховитинова (8).
К сожалению, большинство его работ малоизвестны широкому кругу читателей, так как не были переведены на русский язык. Поэтому в данной статье нам бы хотелось сделать краткий очерк, посвященный некоторым работам канадского исследователя. Одна из его наиболее известных книг «Имперская Россия на американском фронтире», вышла в свет в 1976 г. В ее предисловии автор напоминает о том, что «на протяжении полувека (1790–1840) Россия являлась могущественным соперником Великобритании, Испании и Соединенных Штатов в борьбе за контроль над ресурсами северо-западного побережья и российские достижения достойны внимания любого человека, интересующегося исторической географией региона» (4, p. vii).
Русская Америка, по мнению автора, явилась последней и самой дальней фазой оборонительного и обширного процесса расширения российской территории на восток, который был начат Московией еще в середине XVI в. Данная концепция созвучна позиции представителей калифорнийской исторической школы, начало которой было положено Дж. Кернером (7). Так же, как и американский историк Р. Фишер (6), Дж. Р. Гибсон считает, что главным стимулом движения на восток являлась пушнина. Но смена пушного зверя с соболя и белки на нерпу и морского котика означала и смену жилья — от материкового — к приморскому, а также рынка — с европейского на китайский. Это влекло за собой большую эксплуатацию морских охотников-алеутов, более сложное и дорогое снаряжение и более сложные условия торговли. Во-вторых, Россия передвинулась из мощного вакуума Сибири в поле международного соперничества Северной Пацифики, где столкнулись имперские интересы России, Испании, Великобритании и Америки, соперничество за территорию и ресурсы, особенно на северо-западном побережье, где всегда мог вспыхнуть военный конфликт. Но из всех проблем, которыми столкнулась РАК в своей деятельности, наиболее острой и жизненно важной была проблема обеспечения колонии, особенно продуктами питания. Именно эта тема стала предметом исследования Дж. Р. Гибсона.
Всю историю русских владений в северо-западной Америке канадский историк подразделяет на четыре фазы: первая — 1743–1799 — период исследования и освоения многочисленными частными компаниями; вторая — 1799–1819 (Барановский период); третья — 1819–1840 — период реорганизации, переориентации поселений, уменьшения враждебности местного населения и более цивилизованной конкуренции; четвертая — 1840–1867 — переделки, сокращения, диверсификации и ухудшения.
Первая часть книги посвящена анализу русских поселений на Аляске, появление которых было характерно для начальной фазы. Расположение многих из них выше мысов, у устьев рек и у входа в бухты свидетельствовало об острой необходимости в морском промысле и о враждебности местного населения (4, 5). В подтверждение он цитирует слова российских офицеров: «Алеут рождается в байдарке, одарен, как охотник, и с детства знаком с ветрами и течениями... Если бы Компания каким-то образом лишилась алеутов, она бы полностью лишилась охоты на морских животных, поскольку ни один русский не знает как на них охотиться, и никто из наших поселенцев не научился как это делать за все время существования компании» (4, 8). В первый период русские почти не сталкивались с зарубежными конкурентами в этом регионе. Европейские соперники по пушной торговле не появлялись здесь вплоть до 1780-х гг., что позволило русским монополизировать охоту на выдру и морского котика почти на полвека. Но новости об активности русских в этом регионе обеспокоили европейские державы (Италию, Англию, США), и вскоре появились миссии, экспедиции, торговцы («бостонцы»). Подробный анализ взаимоотношений РАК с Компанией Гудзонова залива историком дан в статье «Пушнина и продовольствие: Русская Америка и Компания Гудзонова залива» (3, с. 41–53).
Быстрое продвижение вплоть до Гавайских островов, где при поддержке компании были учреждены несколько предприятий, отразилось на населении Русской Америки, которое стало более многочисленным и разнообразным. Дж. Р. Гибсон анализирует его состав, количество и степень зависимости местного населения от русских. Автором даны статистические таблицы, показывающие динамику изменения количественного состава населения в поселениях Алеутских островов, а также его качественное изменение (соотношение русских, аборигенов и креолов) (4, 12, 18, 26). Анализируя количество русских поселенцев, историк отмечает, что именно во второй фазе резко возросли и враждебность местного населения, и конкуренция иностранцев. Особенно агрессивными были колоши (тлинкиты), многочисленные и гораздо лучше организованные, чем алеуты, количество которых лишь в Бухте Ситка в нерестовый период (весной — сельдь, летом — лосось) достигало 2 000 человек. В то время как количество русского населения в Ново-Архангельске колебалось от 204 до 222 человек. В 1851 г. главный правитель Николай Розенберг сообщал в центральный офис, что «не менее 500 хорошо вооруженных диких колошей, всегда готовых воспользоваться нашей небрежностью, живут непосредственно у нашего поселения (Ново-Архангельск)» (4, с. 12–13). Они были гораздо более агрессивны, чем алеуты, особенно после получения ликера и оружия, включая пушки, от американских и британских торговцев, снабжавших их с середины 1790-х. Колошам удавалось осадить Ново-Архангельск в 1802 г., они готовили нападение на столицу (РАК) в 1809 г. и в 1813 снова. И позднее, в 1855 г., они разрушили Озерский редут и осадили Ново-Архангельск; две дюжины русских погибли и были ранены, и около 80 колошей были убиты и ранены. Теме зависимости русских поселенцев от коренного населения Аляски историк посвятил отдельную статью (5).
Несмотря на то, что еще в правление Екатерины II правительству была очевидна необходимость поддержки промыслов и закрепления позиций России на Тихом океане военными кораблями, и решение об этом было принято в 1778 г., первое кругосветное плавание будет совершено лишь в 1803–1806 гг. (2, с. 9–19). Но как до этого, так и после серьезную проблему представляли частые кораблекрушения, происходившие как вследствие использования неточных карт, так и по причине неопытности навигаторов, болезней, несчастных случаев. Так, в период с 1799 по 1820 г. 16 из 28 судов компании потерпели кораблекрушение, а 5 кораблей пришли в негодность. В первой половине второй фазы русско-американские колонии почти развалились из-за серии неудач. Так, «в самом начале года затонул корабль „Охотск“ с полумиллионным грузом на борту, утонуло девяносто вновь прибывших промышленников, вместе с лучшим кораблестроителем компании Джеймсом Шилдсом и главой Кадьякской миссии архимандритом Йозефом (вплоть до прибытия „Святой Елизаветы“, осенью 1805 г., ни один корабль не мог добраться от Охотска до Русской Америки на протяжении пяти лет)» (2, с. 13). Об этом же Дж. Р. Гибсон писал и в монографии «Обеспечение русской пушной торговли». Историк обращает внимание на то, что суда строились в спешке из сырой древесины. Экипаж состоял из 40–50, а иногда даже из 60 человек, которые были скорее охотниками, чем моряками. Многие из них никогда до этого не бывали в море или даже не видели его, у них отсутствовали навигационные знания и морские карты. Почти половина экипажа состояла из камчадалов в связи с дешевизной их труда, их охотничьими умениями и способностью противостоять трудностям. Худшим примером русского морского путешествия стал вояж «Святого Михаила», принадлежавшего компании Голикова—Шелихова, который, в середине 1780-х по вине некомпетентного капитана и глупости экипажа 999 дней шел от Охотска до Кадьяка, в то время как подобное путешествие в начале 1820-х обычно длилось около 70 дней (1, с. 31–33). Частые кораблекрушения приводили к тому, что распоряжения центрального офиса выполнялись с опозданием, а недостаток поставок в колонии постоянно возрастал. За кораблекрушениями во второй фазе последовала потеря нескольких поселений, которые подверглись атаке колошей. В результате погибло много русских и алеутов, были сожжены стоящие на стапелях корабли и произошли многие другие несчастья, подтолкнувшие Н. Резанова к инспекционной поездке в 1805–1806 гг. Подобную поездку в 1818 г. совершил капитан Головнин, подвергший резкой критике некоторые аспекты в политике компании (4, с. 15).
Третий период РАК ознаменовался корпоративной реорганизацией и переориентацией поселений на север и в глубь континента, уменьшением враждебности аборигенов и более упорядоченной конкуренцией. Ушла в прошлое эра независимого управления крутых торговцев, теперь в администрации преобладала четкая субординация морских офицеров, а работники вместо пая стали получать жалование, и их доходы стали более стабильны. С приездом большего количества миссионеров, врачей, учителей больше внимания уделялось нуждам поселенцев. Дж. Р. Гибсон упоминает вклад епископа Иннокентия, снискавшего своими делами звание «апостола Аляски» (4, с. 15). Продвижение исследований и поселений на север и вглубь было вызвано жесткой конкуренцией американцев и британцев на юге и на побережье. Серия экспедиций вдоль побережья Берингова моря, в глубь Аляски и к Курилам в середине 1820-х привели к тому, что даже рассматривался вопрос о перенесении столицы РАК из Ново-Архангельска на Кенайский полуостров или к бухте Св. Павла, что вызвало отъезд части поселенцев, недовольных таким решением, но сведения о том, что компания Гудзонова залива намерена расположить рядом свой пост, остановила эти намерения (4, с. 17). К 1833 г. здесь (в РАК) уже насчитывалось 7 административных единиц, где проживали 627 русских, 991 креол, и 9 120 аборигенов. В 1830 г. 12 русских и 60 алеутов поселились на Урупе (Курилы). Канадский историк кратко описывает специфику каждого поселения, отмечая, что Форт Росс был наиболее комфортабельным поселением с позиций условий проживания, к тому же его экономика была более диверсифицирована. Русская Калифорния была единственной частью Русско-Американских колоний, на которую претендовали другие державы (сначала Испания, а с 1821 г. — Мексика) (4, с. 18). Когда Александр I издал указ, запрещающий иностранным кораблям приближаться к побережью Русской Америки ближе 100 миль по 51° с. ш., США и Великобритания встревожились, что консервативный русский царь захочет помочь Испании восстановить колониальный режим в молодых республиках Латинской Америки. В ответ на это была выдвинута доктрина Монро, провозглашавшая, что «Северная и Южная Америка отныне и навсегда не могут считаться объектами колонизации любой Европейской державы» (4, с. 22). Дискуссии между тремя державами продолжались до тех пор, пока Россия, озабоченная более европейскими, чем американскими делами, не смягчилась. В 1824 и 1825 гг. Россия подписала конвенции с США и Великобританией соответственно, которые разрешали иностранным судам торговать вдоль побережья Русской Америки и устанавливали южную границу русских колоний по 54°40′ с. ш. (что оставляло Русскую Калифорнию за этими пределами). Установление юго-восточных пределов Русской Америки ознаменовало завершение российской экспансии в Северной Америке и придало законность американской и британской конкуренции в морской пушной торговле. Эти соглашения принесли и некоторые выгоды РАК, так как компания по-прежнему остро нуждалась в поставках «бостонцев», даже до подписания конвенций Главное правление (РАК) просило царя разрешить ограниченную торговлю с иностранцами по той же причине. К середине 1830-х гг., в связи с истощением ресурсов морской выдры и котика, и сокращением спроса на пушнину, американские купцы оставили морскую пушную торговлю, но оставались британские интересы, которые представляла Компания Гудзонова залива.
В период третьей фазы российское мореходство значительно улучшилось в связи с тем, что теперь правителями становились офицеры имперского флота. Путешествия стали короче, а бедствия случались реже. Но несмотря на это прибыли компании были разочаровывающими. Между 1824 и 1838 гг. колониальные расходы выросли на 91 %, а доходы — лишь на 13 %.
В четвертой фазе Компания стала еще в большей степени правительственной структурой, контролируемой бюрократами и офицерами, нежели коммерческим предприятием, управляемым торговцами. В этот период была продана Русская Калифорния, прекращена торговля с «бостонцами», хотя это не избавило Компанию от конкуренции со стороны американцев. Теперь деятельность РАК все более перемещалась в направлении Азии: с середины 1840-х был возобновлен бизнес на Камчатке, а в 1845 г. ее фактории были переведены в Охотск и Аян. С 1851 г. компания помогала исследовать и осваивать долину Амура, а в 1853 г. в ее юрисдикцию был передан Сахалин. Продажа Аляски в 1867 г. завершила выход России из Америки и закрепила ее позиции в Азии.
Обращаясь к анализу деятельности РАК, Дж. Гибсон подробно рассматривает проблемы добычи морских животных, причины упадка пушной добычи, попытки компании диверсифицировать свою деятельность.
Но наибольший интерес исследователя привлекает проблема снабжения далеких российских колоний. Доставка служащих, распоряжений, оборудования и провизии в Русскую Америку и отправка уволившихся, отчетов и пушнины в Россию была рискованной, длительной и дорогостоящей. Эта отдаленность отразилась и в первой главе устава компании, где говорилось, что «в связи с отдаленностью расположения мест, куда будут отправлены работники компании, местные власти будут выдавать всем отправляющимся поселенцам паспорта сроком на 7 лет» (4, с. 45). Для снабжения колонии продуктами Русская Америка использовала три подхода: первый — транспортировка провизии с материка от Иркутска и Якутска через Охотск, а с 1800 г. — морем, из Санкт-Петербурга — через Кронштадт и Мыс Горн или Гавань Доброй Надежды; второй, наименее успешный подход: развитие местного сельского хозяйства, первые попытки были предприняты внутри Русской Америки, позднее (с 1812 г.) — в Русской Калифорнии и на Русских Гавайях; и третий — торговля и обмен с соседними иностранными колониями. Все эти три подхода не давали желаемого эффекта.
Трудности Иркутско-Якутского маршрута хорошо описаны протоиреем Прокопием Громовым: «...мы страдали от десяти пыток, подобных египетским. Неистовые лошади, болота, где земля превращалась в воду, ночная тьма, настигавшая нас в пути посреди непроходимого леса; ветви, грозящие лишить нас зрения; голод; холод; москиты; оводы — эти действительно язвительные мухи; опасные броды через реки; и раны у лошадей — десять наказаний!» (1, с. 113).
Путь от Якутска к Охотску был настолько труден, что груженая якутская лошадь едва могла преодолеть от 10 до 15 миль в день. Более тысячи рек, пересекающих Алдано-Охотский участок, обширные болота в Лена-Алданском регионе становились причиной гибели лошадей. Долгие зимы и поздняя весна сокращали возможность запастись фуражом вдоль тракта; груженые лошади ослабевали и погибали. Густые кустарники Алдана, непроходимые леса и каменистая, вся в рытвинах, дорога замедляли ход и повреждали коней. В некоторых местах дорогу размывало полностью, и отсутствие хотя бы дровяного настила приводило к тому, что лошади проваливались по самые головы. Необходимо было преодолевать крутые склоны и снежные, ледяные вершины, также как дерзких хищников — медведей, волков и собак, нападавших на табуны и конвой. Тучи комаров и мошки причиняли страдания и людям, и животным, изможденные лошади заболевали сибирской язвой, которая уносила в 1820-х гг. до 6 000 лошадей ежегодно. Вся дорога вдоль тракта была усыпана лошадиными скелетами и костьми. В работе «Обеспечение русской пушной торговли» канадский историк приводит таблицу количества груза и лошадей, отправляемых государством из Якутска в Охотск, с 1773 по 1833 гг. Она свидетельствует, что ежегодно отправлялось в среднем от 6 000 до 10 000 лошадей (1, c. 100). Более того, поселения вдоль тракта были редки, поэтому помощь в пути становилась почти недоступной для уставшего конвоя и животных. В дополнение ко всем этим препятствиям необходимо добавить беглых преступников с соляных работ близ Охотска, совершавших нападения на караваны, ненадежных якутских проводников, таскавших или выбрасывающих грузы; коррумпированных русских чиновников и подрядчиков, обманывавших якутских снабженцев и растрачивавших имущество компании, и, наконец, безразличных и некомпетентных рабочих, ремонтировавших тракт. Неудивительно, что большая часть животных и провизии, отправлявшихся из Якутска, не достигала Охотска, а те, которые прибывали, были искалечены и испорчены (4, с. 61). Граф Мордвинов, чиновник РАК, заявил в 1824 г., что «доставка провизии на Аляску через Охотск, это то же самое, что отсутствие обеспечения вообще» (4, с. 72). Немаловажна была и стоимость доставки: в начале 1840-х гг. ржаная мука стоила 1,5–2 руб. за пуд в Якутске, от 8 до 10 — в Охотске, а транспортировка из Якутска в Охотск стоила от 30 до 40 руб. за груженую лошадь, каждая из которых везла пять пудов. Неудивительно, что почтальоны, везущие из Якутска в Охотск или на Камчатку скудную корреспонденцию, брали с собой сопутствующие товары, продававшиеся в конечном пункте втридорога и приносившие им невероятную прибыль (1, с. 110).
Единственной альтернативой была доставка грузов морем — из Европейской России, через Мыс Горн. К тому же, это могло стать хорошей школой для морского офицерства. Морской маршрут давал надежду и на быструю отправку добытой пушнины из Русской Америки в Кантон. До этого доставка мехов из РАК в Кяхту занимала не менее 2 лет, да и немало шкурок портилось и разворовывалось в пути.
Дж. Р. Гибсон тщательно анализирует морские вояжи русских судов, приводя сводную таблицу всех известных морских путешествий с 1803 по 1864 г. (4, с. 78–81). Но и здесь были серьезные проблемы, из них постоянной — порча грузов в течение долгого морского путешествия. Помимо жары и влажности, главной проблемой на судах были крысы, например, после разгрузки и окуривания фрегата «Крейсер» в Ново-Архангельске в 1823 г. на борту было обнаружено более 1 000 мертвых крыс. В процессе перевозки зерно плесневело или загоралось, а также заливалось водой во время штормов. Бочки, в которых отправлялось зерно, были дороги и занимали много места на борту. По тем же причинам портились меха, доставлявшиеся из РАК обратным маршрутом.
Во всех отношениях закупать провизию у Компании Гудзонова залива было гораздо дешевле. В 1842 г. доставка грузов из Кронштадта в Ново-Архангельск стоила 180 рублей за тонну на кораблях военно-морского флота и до 630 рублей за тонну из Сибири — через Охотск, а кораблями Гудзоновой компании — всего 114 руб. — из Англии — экономия в 516 руб. за тонну! К 1860 г. доставка стала еще дешевле — до 94 руб. за тонну по сравнению с 254 руб. из России (4, с. 87).
Но закупки различных товаров и провизии у конкурентов влекли зависимость РАК от них, поэтому правительство и руководство компании периодически предпринимало попытки развивать сельское хозяйство на месте. Начало этому было положено еще в 1784 г. компанией Голикова—Шелихова, рассчитывавшей приобщить к земледелию и скотоводству коняг (местных аборигенов). Так, с самого начала русских поселений на Аляске Кадьяк стал центром агрокультуры. Одной из обязанностей каждой фактории РАК было помнить о распространении различных жизненно важных продуктов для русских и алеутов, также как о разведении садов и огородов и пропаганде домашнего скота и птицы (4, с. 96). Почти на каждом кордоне был небольшой огород, несколько коров, свиней, кур и уток, а иногда овец и коз. В 1805 г. граф Рязанов распорядился открыть сельскохозяйственную школу под руководством миссионеров. Но несмотря на все усилия успехи были невелики: урожай то смывало водой, то почти все корни поедали мыши, а колосья — птицы. Почти все попытки собрать урожай зерновых были безуспешны — колосья не успевали вызревать. Лучше дело обстояло с овощами: картофель, турнепс, брюква, морковь, редис и свекла вызревали, хотя на вкус все, кроме картофеля и турнепса, было водянистым. Скотоводство было не столь успешным. В большинстве поселений могли держать не более чем пару крупного рогатого скота, несколько свиней, немного овец и коз плюс несколько кур. Свиньи размножались быстро, но их мясо пахло рыбой, которой их кормили, и таким же было на вкус. Многочисленные куры тоже были «испорчены» рыбой. Козы размножались медленно. Особенно разочаровывающими были попытки разведения крупного рогатого скота. Его количество сократилось с 318 голов в 1818 до 218 — в 1860 г., что совершенно не соответствовало потребностям колонии (1, с. 101). Лошади, ввезенные в 1794 г., не прижились. Еще одна попытка их воспроизводства была предпринята в Русской Калифорнии в 1842 г., но к 1860 г. остался лишь один мерин. Скотоводство было до такой степени непродуктивным, что поселенцы были вынуждены покупать на рынке у колошей диких овец, куропаток, уток, гусей по постоянно возрастающим ценам. Такая опора на нелояльных аборигенов отражала не только непродуктивное состояние сельского хозяйства на Аляске, но и ненадежность колониального снабжения.
Единственным местом, пригодным для сельского хозяйства, была Русская Калифорния. Дж. Р. Гибсон приводит таблицу производства зерна в форте Росс с 1813 по 1833 г. (1, с. 121). Но и эта территория не могла стать житницей Русской Америки, хотя там даже начали выращивать фруктовые деревья (сначала персиковые, затем яблони, сливы, вишни а также виноград). Но появление частных хозяйств ущемляло интересы компании, так как количество земли для пастбищ и посевов было ограничено, к тому же фермерство лишало колонию рабочих рук, в которых она всегда ощущала недостаток, а индейцы избегали сельскохозяйственный труд. В целом и эти земли были подвержены тем же неудобствам, что и остальные: туманы, шедшие с моря; крутые сопки, на которые можно было подняться только пешком, что заставляло переносить собранный урожай на плечах — крайне тяжелый и медленный труд.
Таким образом, проведя всесторонние исследования, Дж. Р. Гибсон со всей очевидностью показал одну из важнейших проблем всего периода существования РАК — проблему обеспечения жителей колонии, что станет одной из важнейших причин, диктовавших необходимость продажи Аляски.
1. Gibson, James R. Feeding The Russian Fur Trade. Provisionment of the Okhotsk seabord and the Kamchatka penin-sula 1639–1856 / James R. Gibson. — The University of Wisconsin Press. Madison , Milwaukee , and London , 1969. — 337 p.
2. Gibson, James R. The Abortive First Russian Circumnavigation: Captain Mulovsky’s Expedition To The North Pacific / James R. Gibson. — 26 p.
3. Gibson, James R. Furs and Food: Russian America and the Hudson ’s Bay Company / Edited by Barbara Sweetland and Redmond J. Barnett // Russian America: The Forgotten Frontier. Publishd by the Washington State Historical Society, Tacoma , Washington , 1990. — 255 p.
4. Gibson, James R. Imperial Russia in frontier America . The Changing Geography of Supply of Russian America , 1784–1867 / James R. Gibson. — New York . : Oxford University Press, 1976. — 257 p.
5. Gibson, J. R. Russian dependence upon the natives of Russian America : Conf. On Russ. America ( Sitka , Alaska , August 21–28), 1979 Sitka // Occasional paper Kennan inst., for advanced Rus. Studies. The Wilson center. — 1979. — № 70. — 37 p.
6. Fisher, Raymond H. The Russian Fur trade 1550–1700 / Raymond H. Fisher — Berkeley and Los Angeles , University of California press, 1943. — 267 p.
7. Kerner, Robert J. The Urge To The Sea. The course of Russian History. The Role of Rivers, Portages, Ostrogs, Monasteries, And Furs. — University of California press. — Berkeley and Los Angeles , 1946. — 212 p.
8. История Русской Америки (1732–1867) : в 3-х т. / отв. ред. акад. Н. Н. Болховитинов. — М. : Международные отношения, 1997–1999.
Воробьева Т. В. Джеймс Гибсон — исследователь истории Русской Америки // Люди великого долга: материалы междунар. ист. XXVI Крашенинник. чтений. — Петропавловск-Камчатский, 2009. — С. 50-56. — Библиогр.: с. 56